Творческая мастерская
Нет, ни писателем, ни журналистом я не родился, я им стал со временем, а в первую очередь я стал… ну, наверное, как и все — читателем.
Не помню, как меня папа с мамой буквам учили (а ведь учили ж, это точно), но прекрасно помню, что в библиотеку я начал ходить раньше, чем в школу. Тогда в моде были так называемые детские или пионерские комнаты, и «наша» находилась буквально в соседней пятиэтажке в цокольном этаже в среднем подъезде. Там же и библиотека.
Первую книгу, которую мне подарил отец, была «Сказки Верховины», я тогда болел и ВСЮ ее прочитал (больше 100 страниц, толстая была!), а потом папа меня в библиотеку и сводил: записал, научил, как пользоваться абонементом, где расписываться и —строго-настрого — вовремя книжки сдавать.
От первой книги, «Сказок Верховины», у меня и появилась видимо любовь к фантастике, но это отдельная история, а вообще-то врать и сочинять я научился даже раньше, чем был записан в библиотеку, и даже раньше, чем вообще разговаривать.
Сочинять я научился раньше, чем говорить
Сочинять — врать и обманывать — я действительно научился раньше, чем разговаривать. И это не журналистская/писательская какая-то красивость или творческий прикол, а — факт!
Сам я этого случая, разумеется, не помню, мне его рассказал папа (как комментарий к какой-то моей очередной маленькой мальчишеской лжи), и было это так.
Мне, якобы, не было еще и трех лет. Папа принес в квартиру градусник, термометр — я не знаю, как это правильно называется.
Словом, — такой большой медицинский инструмент, я потом подобные видел, и помню, даже однажды в руках подержал. Длиной он сантиметров 20-25, а сам стеклянный прибор спрятан в раму, в оклад — как там правильно это назвать? В общем, длинный большой термометр, в деревянной раме (футляре с прорезями, чтобы шкалу было видно) и удобной ручкой — под взрослую, правда, руку.
Говорит, принес он этот термометр домой, показал маме и поставил на пол в угол на кухне, а мне пальцем погрозил, мол, смотри не трогай.
И, рассказывает: только отвернулся, и вдруг слышу негромкий звук удара и как будто стеклышки посыпались. Оборачиваюсь, смотрю, а термометр разбит — стёкла, ртуть на полу — всё как положено.
Папа тоже опускается передо мной на корточки и спрашивает:
—Ты зачем это сделал?
А я отрицательно машу головой:
— Не… это не я, мол, оно само.
— Как же не ты, а это что? — и показывает на пустой деревянный футляр в моей руке.
И что я тогда делаю?
Я бросаю этот футляр на пол и снова отрицательно машу головой и показываю папе пустые руки:
— Где? Что? Я? Смотри, папа, это не я, это оно так само поломалось!
Свой первый рассказ я написал в 8-м классе, сейчас мне почти 70 лет. Не так давно опубликовал роман «VHS или Квадратный компакт-диск», к которому сделал следующую приписку: «Если с какого-то момента вам станет скучно читать — бросьте, я не обижусь…».
И это — правда.
Давно, еще со времен радио «Класс» и «Автокласса» (уж больше четверти века прошло, блин!), как-то само собой сложилось, а точнее проявилось в мозгу, что, мол, хвалу и клевету я теперь приемлю равнодушно. Хвалят ли меня за мои ТВ- или радиопрограммы или ругают, мне по барабану. Если бы выходило плохо, то программу «Мотор-ТВ» никто бы не смотрел, и на радиостанции меня никто бы не держал.
А так — держат! Точнее — держали в свое время.
И программу смотрели, и даже продавщицы в гастрономах узнавали…
Значит, получается...
